[Журов]

На этом фоне попытаемся теперь понять, почему сказано: «Не желай дома ближнего своего; не желай жены ближнего своего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его и ничего, что у ближнего твоего».
И это вовсе не непреодолимая задача, поскольку дом, жена, раб, рабыня, бык, осел – это все основные желания человека, которые постепенно соединяются в нем, проходя путь от его внешних инструментов восприятия до внутренних устремлений.
При этом «не желай» означает, что я должен всеми желаниями работать на отдачу, а не ради себя. То есть, если до этого момента говорилось о том, что есть у меня, и как я должен с этим работать, то теперь говорится о том, что есть у другого, и чем я не могу воспользоваться.
Воспользоваться – значит «желать». И это не просто «не возжелай» в смысле «не забирай», а не возжелай на самом деле, чтобы не было ни малейшей зависти к своему ближнему. Только тогда я начинаю понимать, что если так буду относиться к нему, то вообще не увижу его образ.
Ибо обычно я вижу в человеке что-то хорошее, что-то плохое, чувствую к нему немного зависть, немного раздражение и пр. В любом случае я не могу видеть его как такового, я всегда вижу его относительно себя – или лучше или хуже, либо так либо иначе. Другими словами, если я не буду смотреть на него сквозь призму зависти, ревности и т.д., то не увижу его образ.
Он никак не будет вырисовываться передо мной, потому что моя основа подобна светочувствительной пластинке, находящейся за объективом камеры, которая воспринимает изображение, трансформирует его в электрические сигналы и передает на пульт. Поэтому всё воспринимается только относительно меня: насколько мне это кажется лучше или хуже относительно моего эгоизма.
Как следствие, если я это убираю относительно себя, то тогда я не вижу другого, он исчезает из моего поля зрения. А раз так, то получается, что мира нет. Передо мной возникает «абсолютная пустота».
Говоря иначе, исправленное состояние предполагает отсутствие во мне зависти и всех остальных состояний относительно другого человека и всего общества. В этом случае я начинаю понимать, что никого нет – все исчезает. И мне надо найти совершенно новое свойство, которое позволит мне увидеть, что же все-таки существует.
Но как это сделать? Как уловить, что нет ничего кроме свойства отдачи? Я начинаю трансформировать себя под это свойство отдачи и в той мере, в которой я ему не соответствую, я начинаю ощущать это отличие, и, наоборот – в той мере, в которой я ему соответствую, я начинаю ощущать это свойство, потому что возникает контраст между ними.
Из этого следует, что та часть мира, где я не соответствую свойству отдачи – это пока еще я, а та часть мира, в которой я соответствую свойству отдачи – это Творец. И возникают «я» и «Творец». И кроме нас больше никого нет.
А когда я постепенно достигаю полного исправления, то я будто бы исчезаю, и остается только мое ощущение существования одного единственного Творца. Вместе с тем, мое ощущение остается. И поэтому я прихожу к выводу о том, что «нет никого кроме Него».