История науки о стрессе

[admin]

Однако если стрессор силен, если он настойчиво гнет свою линию, наступает и третья стадия, «стадия истощения». Последние патроны израсходованы, ряды бойцов заметно редеют, много убитых и раненых. Сдержать натиск превосходящих сил уже нет возможности. Наступает истощение и гибель организма.

Не считаясь с потерями

Центральная роль в этой драме (она может стать и трагедией) живого отведена гормонам. Именно они подстегивают силы организма, мобилизуют его на борьбу.

Гормоны. Это рост и пропорции тела, полнота и худоба, мужественность и женственность. Это блеск глаз, густота волос, упругость и свежесть кожи. Это также жизненный тонус, особенности походки, определенные свойства ума и эмоционального склада.

[admin]

Итак, перечислим еще раз три стадии, три фазы общего адаптационного синдрома. Первая — это как бы сигнал «боевой тревоги», это призыв «к оружию!», это спешная мобилизация защитных механизмов.

Если действие стрессора велико, но допустимо, если организм способен сопротивляться, то наступает вторая стадия — «стадия сопротивления». Здесь организм старается поддержать состояние гомеостаза: совместить нормальную величину его параметров с соседством стрессора. Здесь идет как бы баррикадная борьба. Противник прорвал рубежи, вклинился в ряды обороняющихся, но одновременно встречает и достойный отпор.

[admin]

Экспериментаторы прояснили смысл введенного Селье понятия «общий адаптационный синдром». Так был найден общий (это слово необходимо подчеркнуть особо) универсальный механизм реагирования физиологических систем животного на РАЗНООБРАЗНЫЕ и СУЩЕСТВЕННЫЕ трудности.

Со стороны все это похоже на то, как если бы в теле живого существа была встроена некая кнопка: нажми на нее («нажимать» могут и боль, и голод, и страх — любой сильнодействующий фактор), и возникает цепь строго определенных процессов.

Безотносительно к тому, отчего нам стало плохо, организм в трудной ситуации выстраивает удивительно стереотипную линию защиты. Выдвигает передовые рубежи обороны — они должны сдержать натиск, устоять до поры, пока успеют развернуться части специального назначения: силы иммунитета, механизм терморегуляции и прочее — силы, уже строго предназначенные для каждой конкретной опасности.

[admin]

В этом можно убедиться на простых лабораторных опытах. Экспериментатор помещает крысу в камеру с очень низкой температурой, скажем, 2 градуса С. Эта процедура малоприятна для крысы, но постепенно она приобретает способность сохранять тепло в результате сокращения периферических сосудов, увеличения основного обмена и других срочных мер.

Казалось бы, животное теперь сможет жить в этих экстремальных условиях столь же долго, как и при комнатной температуре, если, конечно, мы будем снабжать его калориями, необходимыми для генерирования достаточного количества внутреннего тепла.

Казалось бы! Опыт, однако, показывает иное. Длительное воздействие холода (как и любых других стрессоров) неумолимо приводит к тому (рушится гомеостаз?), что крыса теряет способность к сопротивлению.

И животное гибнет.

[admin]

Человек давно должен был заметить, что всякий раз, когда на его долю выпадала непривычно сильная нагрузка _ будь то плавание в ледяной воде, штурм горных вершин или длительная ходьба без привала, — он проходит через три отчетливо различаемые стадии.

Вначале ему чрезвычайно трудно. Затем он привыкает и обретает, так сказать, второе дыхание. Но в конце концов все же теряет силы и вынужден прекратить начатое.

По Кеннону, гомеостаз делает организм похожим на игрушку «ванька-встанька». Внешнее воздействие нивелируется, парируется. Живая система, изловчившись, извернувшись, возвращается в прежнее состояние, причем внутренняя среда сохраняет прежний вид. Но так обстоит дело только в том случае, если внешние воздействия не слишком велики.

[admin]

Стресс. Но что же значит это слово? Каким наполнено содержанием? Что скрывается за «ширмой» стресса?

Адаптационный синдром, как-то обмолвился Селье, мог бы быть открыт и в средние века, если не раньше. И никакая сложная аппаратура для этого была не нужна. Даже особой изобретательности не требовалось.

[admin]

«После моей лекции, — вспоминал Селье, — вспыхнули горячие дебаты между литераторами по поводу правильного перевода этого слова. Я не сумею дать вам точный отчет о дискуссии ученых столь высокого ранга, но ее конечный результат представляет интерес.

После того как были отброшены как неподходящие один за другим такие термины, как «агрессия», «напряжение», «детрезия» и многие другие, все пришли к единодушному заключению, что во французском языке нет точного эквивалента этого слова, но что его необходимо создать. При тщательном анализе этого вопроса было окончательно решено, что род «стресса» должен быть мужским.

[admin]

Дело в том, что по давней традиции на вступительной лекции именитого иностранца присутствовали все профессора университета, безотносительно к их собственной специальности. А это означало, что перед Селье, в первых рядах, будут восседать и многие знаменитые литераторы Франции.

Можно себе представить, как волновался Селье! Уж очень тяжелая ответственность лежала на его плечах.

Тяготило еще и то, что он никак не мог подыскать хорошую замену во французском языке для английского слова «стресс». Ничего не получалось! Поневоле пришлось в лекции пойти на этот явный англицизм, просто употребляя английское в соответствующих (а их было, понятно, немало) местах.

[admin]

Он удостоился чести прочесть лекцию в том всемирно известном исследовательском институте, где сто лет назад сам Клод Бернар вел рассуждения о важности для живого организма поддерживать постоянство своей «внутренней среды».

Селье представлял во Франции Франко-Канадский университет. Уместно было прочесть лекцию на французском языке. Он в совершенстве владел им и все же испытывал робость.

[admin]

По его разумению, слово «стресс» пришло в английский язык из старофранцузского и средневекового английского и вначале произносилось как дистресс, «страдание». Однако первый слог, считает Селье, постепенно исчез из-за «смазывания», или «проглатывания».

Селье изъездил с циклом лекций об адаптационном синдроме не одну страну. В этих турне он должен был не только парировать критику своего учения, были у него и другие заботы. Одна из них — свойства чисто лингвистического. Быстро выяснилось, что слово «стресс» не может быть точно переведено на иностранные языки. Особенно остро ученый почувствовал это в 1946 году, когда выступал в Париже в Коллеж де Франс.